Форум

из статьи

цитата:

Я, однако, не считаю, что властвующий синдикат – несокрушимая твердыня. Дело в том, что форма его существования парадоксальна. Во-первых, сама машина государственности гораздо шире синдиката. Она неизбежно включает в себя некие «нейтральные зоны». Всякое государство, вне зависимости от его идеологии и даже практики, вынуждено заботиться о транспортной и энергетической системах, внешней политике, армии, социальном обеспечении, образовании. Поэтому государство не исчерпывается исключительно криминальными структурами. Государство – это фрукт, с косточкой-картелем и мякотью - нейтральной зоной. И только в зоне “мякоти” режим готов к уступкам и переговорам. Власти согласны пересмотреть тарифы ЖКХ, потрясти губернаторов и проч. Но ядро государственности – картель – остается вне обсуждений. Именно поэтому из переговоров полностью и однозначно исключается все то, что связано с собственно преступной активностью картеля (с ядром), то есть бесправные приговоры Ходорковскому и Удальцову, дело Магнитского и тому подобное. Здесь режим не может пойти ни на какие уступки. Зона государственной преступности – это абсолютная святыня режима.

Однако, волей обстоятельств, картель облачен в маскарадный костюм фантастического свойства. Основные криминальные структуры в нем носят мундиры правоохранительных ведомств - это преступники, которым поручено бороться с преступностью. Воруя миллиарды, прокуратура и полиция вынуждены арестовывать мелких воришек, и что самое занятное, делать вид, что борются и с организованной преступностью. Им необходимо сохранять видимость законных структур. Например, арестованный недавно в Польше заместитель прокурора Московской области Александр Игнатенко в действительности является главарем шайки, крышевавшей подпольные казино, но выглядит как прокурор (он и на фотографиях фигурирует в прокурорском мундире), призванный бороться с такими, как он сам. Такая двуликость удобна, позволяя преступнику выходить сухим из воды - но она же создает большие неудобства. Игнатенко не может полностью дезавуировать видимость, так сказать, закатать рукава, обнажить свою лагерную наколку, взять «иглу» или «кнопарь» и пойти на мокрое дело. И даже щеголять воровским жаргоном в этой структуре дозволено только вожаку.

Протестное движение последнего времени сделало жизнь синдиката менее комфортабельной. Существенную роль тут сыграла проницательность Алексея Навального, который предложил принимать видимость за чистую монету. Весь «сурковский проект» создания политических фикций, на мой взгляд, укоренен в органическую двуликость государственного синдиката. Навальный стал требовать от воров соблюдения законности, формальный надзор над которой был им поручен. Люди типа Игнатенко ни при каких обстоятельствах не могут обнаружить своей истинной функции, то есть откинуть прочь назойливый маскарад. Кафкианский бесконечный второй процесс над Ходорковским, с сотней абсурдных томов дела и совершенно безумными показаниями псевдоэкспертов, показал, до какой степени система не может отбросить декоративный фасад правосудия. Но чем более процесс углублялся в дебри юридической симуляции, тем сильнее подвергалась коррозии видимость правосудия. Навальный использовал тот же принцип. Речь, конечно, не шла о том, чтобы принудить маску стать подлинным лицом. Это невозможно. Речь шла о том, чтобы заставить волка, изображающего съеденную им бабушку, играть роль этой бабушки с полным напряжением убогого дарования до полного его саморазоблачения. Видимость системы начинает разваливаться, если заставить ее играть с полной самоотдачей. Конец режима наступит не от переговоров, а от актерской бездарности, обнаруживающей, что король гол, что в мундире прокурора сидит браток, и даже не просто браток, а, выражаясь по-блатному, «гнида».

Типичный пример такого саморазрушения представителя системы являло, например, выступление председателя ЦИК Владимира Чурова на «Эхо Москвы», где Чуров постоянно драпировался в тогу законника. Вот фрагмент этого разговора, как будто прямо взятого из Кафки или Беккета (как любитель театра абсурда, не могу отказать себе в удовольствии процитировать этот шедевр): «А.ВЕНЕДИКТОВ: На каком основании человек не может вынести с участка бюллетень? В.ЧУРОВ: К сожалению, жесткого основания выноса бюллетеня с участка нет. Моя точка зрения, что это плохой поступок, что человек, выносящий бюллетень, крадет государственную бумагу... А.ВЕНЕДИКТОВ: Так? В.ЧУРОВ: ...оплаченную из средств бюджета. В.ДЫМАРСКИЙ: Из его средств, потому что он – налогоплательщик. В.ЧУРОВ: Не его, а всех граждан... А.ВЕНЕДИКТОВ: И в том числе и его. В.ЧУРОВ: Хорошо. В этом бюллетене 1/110-миллионная часть его. А.ВЕНЕДИКТОВ: Так у него в каждом другом бюллетене... В.ЧУРОВ: Вот пусть на 1/110-миллионную часть и уносит. А.ВЕНЕДИКТОВ: То есть можно порвать и унести? В.ЧУРОВ: 1/110-миллионную часть. А.ВЕНЕДИКТОВ: Да. Но тогда каждого бюллетеня. В.ЧУРОВ: Того, который ему достался. А.ВЕНЕДИКТОВ: А его бюллетень – это 1/110-миллионная. В.ЧУРОВ: Но по закону ему достается на выборах только 1 бюллетень. А.ВЕНЕДИКТОВ: Он имеет право его вынести? В.ЧУРОВ: На мой взгляд, нет. В.ДЫМАРСКИЙ: А по закону? В.ЧУРОВ: Закон можно трактовать и в ту, и в другую сторону, к сожалению. А.ВЕНЕДИКТОВ: Это чего такое мы сейчас услышали? В.ДЫМАРСКИЙ: Это что-то новое. В.ЧУРОВ: В данном случае есть неполная определенность».

Абсурдный легалисткий педантизм вокруг стоимости одного листа бумаги, исходящий от вероятного фальсификатора выборов, разоблачает Чурова лучше любых улик.